1. Имя.
Клэй Уильямс

2. Раса и возраст.
Человек, 27.

3. Место жительства, род занятий.
Нью-Йорк, продавец в магазине этнической одежды, аксессуаров и безделушек.

4. Внешность.
Рослый (191), сухопарый, сутулый человек со светлой, даже бледной кожей, редко одетый во что-то действительно подходящее к фигуре. Кеды или грубые ботинки, затёртые джинсы в любое время года, прямые пальто в холодную погоду, лёгкие пиджаки в тёплую - всё блёклых цветов. По необходимости у Клэя на плече болтается сумка-планшетка или рюкзак из клетчатого текстиля. Вообще любит клетку. И не любит одеваться "в один слой" - никакая жара не заставит его выйти в майке, он набросит поверх хотя бы рубашку. Разумеется, клетчатую, других не водится. Вечно мёрзнет, охотно носит шарфы и митенки из кожи разных оттенков коричневого. В общем, "по одёжке" вид у него настолько... некоммерческий, что запросто можно принять за одержимого учением студента, а в сумерках - за бездомного.
Под мешковатыми шмотками Клэя скрывается мышечная масса, достаточная для мужчины его роста: он аккуратно посещает тренажёрный зал, плавает и неравнодушен к стритболу. Ладони у него длинные и большие, пальцы расходятся широко, и если не в эти руки проситься баскетбольному мячу, то в какие?
Клэй тёмный каштан шатен, кареглазый. Почему меланина не досталось его коже, загадка. Возможно, эта загадка разрешилась бы сама собой, если б он чаще бывал на солнце и легче одевался.
Лицо угловатое, скуластое, заострённое. На переносице заметно утолщение - ломал нос, но починили. Носит чёлку на левый глаз; говорит, что видит им хуже, чем правым, дескать свет раздражает. Некоторые верят: ведь для того, чтоб дни напролёт созерцать собственные волосы, выкрашенные голубой тушью, и не счесть это нелепым - необходимо быть немножко слепым. Уговаривать Клэя на тушь зелёную, розовую, отсутствующую - бесполезно. Стрижен он (из собственных, глубоко индивидуальных эстетических представлений) так, что выглядит обросшим, и в общем это дополняет тонко ухваченный образ сумеречного бездомного. Только самому Клэю не говорите, ему эта шутка никогда смешной не казалась, а теперь ещё и приелась.
Что ещё? Фанатично соблюдает гигиену. Не просто чист - никакой щетины, никаких заусенцев и заломов по краям ногтей, никакой шерсти там, где она становится рассадником грязи. Татуировок и пирсинга нет, есть "насечка" тонких шрамов на обоих предплечьях и что-то вроде решётки для "крестиков-ноликов" выше правого соска - резал себя, бросил.
Хватит?

5. Характер.
Скрытный и мнительный, хотя ни то, ни другое в глаза не бросается. Клэй легко идёт на знакомство, приветливо объяснит или поможет, если к нему обращаются в каком-нибудь людном месте, на улице и, разумеется, на работе. Соседи знаю его как доброжелательного парня, который не откажет в чашке сахара и не устроит вечеринку в ночь на выходные. Он запросто возьмёт фокстерьера миссис Блум, когда отправится на пробежку в парк. Он купит маринованные овощи и зубную пасту для мистера Новака, раз всё равно собирался в супермаркет... Крайне мало пьёт, крайне редко курит, не употребляет наркотиков и не сквернословит при женщинах и детях. Мечта, а? И чего до сих пор не женат? Нет, Клэй не прикидывается хорошим - честно старается им быть. Зная, что едва ли станет.
Люди, которым он оказывает эти дружеские любезности, не знают, что он ложится спать под включённым ночником. Не видят, что он сутуло пробегает тёмные проулки, как пришибленная крыса. Понятия не имеют, что он недолюбливает громкую музыку ни в наушниках, ни с колонок. Он врёт, куда пошёл, и петляет по городу, словно слежку стряхивает, когда ему назначено у психолога. Клэй панически боится быть пойманным на чём-то... странном.
Наверное, после стольких лет у него нет сил ни на какие другие страхи.
То, что когда-то пугало его до ощущения, будто вот-вот он блеванёт собственным сердцем... А, наверное, человек и правда ко всему привыкает. Клэю никто не дал единственного, правильного объяснения для того, что с ним творилось тогда и продолжается сейчас. Все объяснения, самое большее, можно было как-то сгруппировать - и вот он собрал версии в три большие кучи, и годами мечется в треугольнике.
Иногда Клэй верит, что он обыкновенный псих. Тогда ему становится светло и спокойно. Он просто живёт мирной жизнью, пока не загребли в лечебницу, - и пусть люди запомнят его хорошо, без злости.
Иногда он протирает глаза - и видит то же самое, что всю жизнь. Он чувствует, что его предали. Бросили. Как щенка в воду. "Я не стою твоей любви, твоего прощения - но хоть НАКАЖИ меня, только не игнорируй..." Бог ничего не отвечает Клэю, и Клэй долго скулит на полу в ванной, жмётся голой спиной к кафельной стенке, шмыгая носом и глотая сопли.
Иногда Клэю хочется, чтобы та липкая дрянь, которая то и дело является его глазам, слуху, обонянию, перестала играть в кошки-мышки и сожрала его, взяла, хлынула через все дыры, вынося на волю его собственную, глубоко спрятанную душевную гадость. Это путь наименьшего сопротивления. Это проще всего. Клэй снова корчится около толчка, мастурбирует до полного отврата, снова и снова кончая, - молча, натужно сипя сквозь зубы.
Кажется, это невозможно не слышать сквозь все стены и перекрытия.
Невысказанный стыд гонит Клэя с работы на работу, из города в город. Он уже догадывается, как сильно похож в этом на свою мать, и ненавидит себя и её - за то, что научила его бегать, а он позволил этому научить. На такой маленькой планетке всё равно никуда не спрятаться от бога, как и от того, что богу плевать на тебя. "Если это ты сводишь меня с ума, то за что? Если это не ты, то за что позволяешь кому-то свести меня с ума? Если это испытание, то возьми мой рассудок, хрен с ним, - или навсегда ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ!"

6. Биография.
Они всегда переезжали.
Это не было весело, или интересно, или утомительно - это просто было. Клэя постоянно заставляли здороваться с новыми учителями и новым святым отцом в новой церкви. Он должен был произвести хорошее впечатление на этих людей, каждый раз, ещё до того даже, как узнал такие слова - "производить хорошее впечатление".
- Я должен понравиться священнику? - спросил он однажды маму.
Та поджала губы и отчеканила так, что слова почти щёлкали, отскакивая от её зубов:
- Произведи хорошее впечатление!
А потом они опять переезжали.
Под разными предлогами: то мама нашла работу получше для себя или отца, то более удобное и дешёвое жильё, то Клэй плохо старался и произвёл вообще неправильное впечатление. Мама требовала всё строже, детальнее:
- Прекрати топтаться как умственно отсталый, не позорь меня!
Однажды он не выдержал и бросил в ответ:
- Какого чёрта?
Он слышал, что так говорит отец. Мать наотмашь ударила Клэя по губам. Отца она за то же никогда не била. Детское чувство справедливости, острое и верное, тогда подсказало ему, что мама хочет нравиться всем сама, а он - только один из признаков её благополучия... Но догадка не могла его защитить, не представляла ничего полезного и со временем забылась.
В конце концов, ужиться с мамой было не так сложно. Просто делать всё такое, чтоб она видела в своём доме хорошего мальчика и могла гордиться им. Может быть, тогда они стали бы реже переезжать? Раньше Клэй не знал, про что надо молиться, и повторял только "Доброе утро, бог." или "Спокойной ночи, бог." Догадавшись, чего хочет, он поменял молитву: "Сделай так, чтоб мы остались тут жить насовсем. Пожалуйста, бог."
Бог позволял им жить на одном месте до тех пор, пока Клэй не допускал какого-нибудь греховного проступка или мысли - удрать с уроков, пропустить поход в церковь, притвориться больным и не пойти разносить молитвенники и евангелия для бедных. Иногда сразу, иногда через несколько месяцев после этого снова бывал переезд. В новой школе Клэя азартно, от всей души метелили. Он рано научился давать сдачи. Мама била его по лицу за ссадины на костяшках пальцев, а потом долго и безутешно плакала. Он ненавидел себя за то, что никак не научится подставлять вторую щеку.
Когда Клэю исполнилось одиннадцать лет, в семье началась какая-то загадочная подготовка... Не к переезду или празднику, эти подготовки Клэй знал. Мать больше о переезде не говорила, наоборот. Ей вдруг стало казаться идеальным всё: соседи, работа отца, дом, клиника... Единственное, что её раздражало почему-то, - Клэй. А ещё у неё стал понемногу выпирать живот.
- Мама, нам в школе говорили про такое, что сейчас с тобой. Это называется "беременность"?
- Разрази господь твою школу! - отшипелась мама, залившись густой краской. - Заткнись и не смей больше открывать рот... даже думать про это не смей, недоносок!
"Недоноском" он был потому, что родился через три месяца после свадьбы родителей, и этим невыгодно отличался от второго ребёнка, безусловно выношенного в браке. Впрочем, он этого так и не узнал.
Мать на волне возмущения школой устроила Клэю ещё один переезд, на этот раз в одиночку, в католический интернат через три штата. Ему было обидно уезжать, но он догадывался, что скучать станет... не сильно.
Когда он приехал на каникулы, мать была белая от бешенства и даже говорила с трудом. Мать показала ему письмо от куратора его класса - "...искренен ли в благочестии?.. Лжёт, чтобы привлечь внимание... Достаточно ли ему доброты родителей?" Мать неумело сунула ему кулак в зубы и разрыдалась. Испугалась и заплакала маленькая Мэг, отец взял её на руки и унёс куда-то.
- Но я не лгу... - попробовал защититься Клэй. - Я правда видел дьявола...
Мать утихла только глубокой ночью. Клэй вздрагивал до утра, боясь снова услышать её горький плач. До него дошло в тревожном неглубоком сне, что про дьявола лучше молчать.
К сожалению, он не молчал про ангелов. Куратор не рекомендовал ему обучаться в семинарии. Для матери это значило, что Клэй загубил свою жизнь. Он выучился в светском колледже, но всё равно жизнь считалась загубленной. Несколько психологов, независимо друг от друга, объяснили ему, что это всё никакие не ангелы и дьявол, а просто расстройство ума, и он лечился, и почти перестал видеть, слышать, чуять другое, чем все люди... Время от времени ему даже хотелось видеть, слышать и чуять то же, что все: на старших курсах колледжа он перепробовал много выпивки и разного секса, и однажды нагрянувший в кампус папа сломал ему нос, вытряхнув из его кровати голого соседа. Мать об этом, слава богу, не узнала.
Двадцать два года. Стоянка у церкви. Открытый салон катафалка в рюшах, выдвигают и берут белый лаковый гроб. Клэй видит, как кто-то идёт к катафалку, торопливо огибая машины, и за этим спешащим человеком катится, растёт, бурлит волна какой-то грязи, вонючей, уродливой. Клэй слышит, как лопаются бурые пузыри, но... за спешащим только асфальт, даже тени на нём нет. Спокойно, просто показалось.
Человека рвёт на куски. Других, собравшихся у гроба, разносит в стороны. Они горят, орут, обугливаются, ещё не упав. Это нельзя сделать никакой взрывчаткой, - Клэй успевает понять, и вдруг его будто холодная рука дёргает за желудок и отшвыривает прочь.
Копы не верят.
Как их убедить, если еле веришь сам - в то, что тебя так безобразно нае#али дипломированные врачи, патентованные лекарства, биохимия собственного тела? Почему снова, почему сейчас, почему именно так?
- Ты сумасшедший, - говорит мать, - и я всего лишь не хочу, чтоб это повлияло на Мэг. Но ты мой сын, я люблю тебя. Знай это.
Она недоговаривает: "...и не показывайся рядом с моей семьёй."
Ничего не исчезло. Не кончилось. Ангелы, дьявол, или же фантомы ангелов и дьявола, созданные больным рассудком, остались с Клэем. Он уехал, потому что не хотел быть в том городе, где видел кусочек ада, - на улицах воняло палёным мясом. Запах преследовал Клэя, как навязчивый приятель, иногда отставая, но рано или поздно нагоняя в другом городе. В Нью-Йорке, на удивление, на разило горелой человечиной из подворотен - просто воняло. Клэй смирился с этим, нашёл работу, и ещё ни разу босс не усомнился в его нормальности (наверное). Клэй даже нашёл психолога, с которым нескучно. Доктор Стоун показалась ему... недоброй женщиной. Смотрела без жалости. После сочувствия незнакомых людей, нарочитой доброты докторов, сердобольной заботы медсестёр - это подкупило.
Пожалуй, доктор Стоун может быть причиной задержаться на одном месте... ещё сколько-нибудь.

7. Имущество.
Снимает квартиру, автотранспортом не владеет, хотя водить умеет. Единственный банковский счёт, чтоб поменьше возиться с наличкой и пользовать карту. Ноутбук, не слишком новый. Два книжных шкафа, почти пустых, - читает в основном с монитора.

8. Навыки.
Образование гуманитарное. Кроме английского сносно знает немецкий, латынь, что-то из древнегреческого.
В быту не беспомощен, умеет и стирать, и гвозди забивать, и менять электророзетки. Пришлось научиться, после колледжа селился в дешёвых апартаментах, где отнюдь не всё исправно.
Водит легковой транспорт.
Может постоять за себя, научился ещё в школе, и с тех пор формы не терял. Кроме того, и мирно спортивен - плавает, бегает, занимается на тренажёрах, кидает мячик в корзину, уже говорили.
И, да, Клэй видящий. Преимущественно "обоняющий", но видит и слышит тоже. Слуху достаётся чаще всего из-за громкой музыки, за звуками начинает мерещиться какая-то оккультная околесица. Поэтому меломаном Клэю не бывать. Видит, в лучшем случае, размытые аморфные очертания за некоторыми людьми, вроде тени, которую пучит. Заметил, что перестаёт видеть такие тени, если смотрит через что-то голубое, и в качестве фильтра придумал красить собственную чёлку, не просто ж так ей болтаться. В худшем случае - по левую руку от Клэя ходит бес, у которого никогда не закрывается рот: "Ты видел?! Нет, ты видел?! Там только что прошёл Гавриил! Догони и поздоровайся!" Беса гнать неудобно, невежливо, вроде бы это бес выдернул Клэя с пути летящего, как комета, колеса, - рывок точно был влево. Носом Клэй чует всяческие запахи, которым исходить, на трезвый взгляд, неоткуда, - иногда резкие конфетные, иногда нежные и горьковатые, как лаванда, иногда тошнотворные. После того, как сросся нос, не находил особой разницы между запахом настоящего чеснока и пластикового, но "взрыв" вернул Клэю нюх. С лихвой.

9. Откуда узнали о нас.
Через партнёра с одной из прошлых игр.

Отредактировано Клэй Уильямс (2013-04-02 05:56:52)